Ромашковое поле

Но Пашка не расстраивался. Как известно, школа – она никуда не денется. Пришло время, и он всё же отправился постигать азы грамоты. Но как оказалось, занятие это прескучное. Поэтому Пашка почти не учился, списывая домашнее задание у младшей сестры, с которой и пошёл учиться в первый класс.

Родители сначала ругали Пашку за прогулы и двойки, а потом махнули рукой, отправив его в поле коров пасти. Что мальчишку всерьёз увлекало, так это техника. Пашке было всего двенадцать, когда он сам собрал моторный велосипед из старых запчастей. Больше года он пыхтел над сложной механической конструкцией, хотя никто в его затею не верил. И вот однажды Пашка под аплодисменты местной детворы промчался по центральной улице деревни на своём агрегате.

Пашка кое-как окончил восемь классов и ушёл в армию. Там его хобби превратилось в настоящую страсть. Не имея специального образования, Пашка мог определить автополомку любой сложности.

– Тебе надо выучиться, тогда ты станешь первоклассным механиком, будешь деньги лопатой грести, – хлопал Пашку по плечу командир части.

Опять учиться? Нет, на это Пашка не подписывался. Да и зачем ему куча денег?

Для Пашки служба была в радость. Его уважали и нередко поощряли увольнительными в город.

В один из таких дней Пашка познакомился с Ниной. Он не спеша прогуливался по городскому парку, когда его внимание привлёк задорный женский смех.

– Вам, извините, голуби шинель обгадили.

Пашка сконфузился, а девушка протянула ему носовой платок. Озорные зелёные глаза и копна рыжих волос сразу свели солдата с ума.

– Можно я угощу вас мороженым?

Роман между Пашкой и Ниной набирал обороты. После окончания срочной службы он не уехал в родные места, а устроился рабочим на автомобильный завод, сняв комнату в общежитии. Его талантливые руки сразу были замечены мастерами завода. Пашке поручали самые сложные участки, что положительно отражалось на размере заработной платы. Молодой человек стал всерьёз задумываться о свадьбе, но нужно было дождаться, когда Нина окончит университет. Пашка стал настаивать на знакомстве с родителями, чтобы официально просить её руки. И однажды этот день настал.

Пашка очень волновался: отец Нины был архитектором, мать – врачом, интеллигенты вплоть до седьмого колена, а он кто? Крестьянский сын. Как и ожидалось, родители не пришли в восторг, узнав о его серьёзных намерениях.

– Ничего, – утешал он Нину, – мы можем пока жить в моей комнате, я учиться пойду, стану мастером, у нас всё будет не хуже, чем у людей, я обещаю тебе.

Нина утвердительно кивала головой, тяжело вздыхала и с каждым днём отдалялась от Пашки. Он мучился, злился, страдал, но верил, что время всё расставит по своим местам. Верил до тех пор, пока однажды не увидел свою возлюбленную, прогуливающуюся под ручку с кавалером в дорогом костюме.

И тут Пашку переклинило. Он всё бросил и вернулся в свою деревню. У него не было никаких мыслей относительно своего будущего, ни одного завода в их местности не наблюдалось, поэтому, как все мужики, Пашка пошёл работать в колхоз трактористом.

– Жениться тебе, Пашка, надо, – как-то между делом обронил председатель Василий Васильевич, – молодой семье выделим дом, сколько ещё холостяком ходить будешь?

– На ком жениться-то? – пожал плечами молодой тракторист.

– А на нашей Маруське. Маруська, пойдёшь за Пашку замуж?

Маруська была дочерью заведующего фермой, после окончания курсов щёлкала на пишущей машинке в бухгалтерии. Тихая и скромная, она давно засиделась в девках. Вопрос председателя сильно смутил девушку.

– Чем не жена? – не унимался Василий Васильевич, – и красавица, и умница, а какие пироги печёт... Ну что, Пашка, сватов засылаем?

Почесал Пашка затылок. Маруська и правда приглянулась ему ещё в их первую встречу. Миниатюрная кареглазая дюймовочка с роскошной чёрной косой. А любовь? Ну а что любовь? Была она у Пашки, ничего, кроме боли и разочарования, она не принесла.

– Марусь, жди сватов в субботу, – в считанные минуты принял Пашка судьбоносное решение.

Через четыре месяца Пашка с Маруськой обвенчались. На свадьбе гуляла вся деревня.

– Вы просто созданы друг для друга, очень красивая пара. Оба умные, работящие, дай вам Бог счастья да детишек побольше! – поздравляли молодожёнов односельчане.

Колхоз им выделили дом, и потекла тихая, размеренная семейная жизнь.

Однажды Пашка нашёл у жены среди книг пачку пожелтевших писем от неизвестного ему Володи. Даты на почтовых штампах говорили о том, что получала Маруська их с завидным постоянством на протяжении трёх лет, и лишь незадолго до их свадьбы письма перестали приходить.

– Зачем ты их хранишь? – спросил он вечером жену, положив перед ней пакет с находкой. – И кто такой этот Володя?

– Ты их читал? – вопросом на вопрос ответила Маруська, взяв письма в руки.

– Нет, только конверты рассмотрел.

– Я же не спрашиваю, что за Нину ты зовёшь во сне по ночам, – пожала плечами Маруся. Достав одно письмо из пачки, она положила его перед мужем и добавила: читай и пошли ужинать.

Пашка открыл конверт.

«Моя дорогая Машенька!

Получил твоё последнее письмо и спешу сразу ответить. Очень рад, что ты выходишь замуж, надеюсь, Павел сможет сделать тебя счастливой. Ты всё верно пишешь, теперь наша дружба может показаться странной, поэтому это моё последнее послание тебе, на которое я уже не буду ждать ответа.

У меня же всё по-старому: море, порт, звёзды. Может, и я когда-нибудь причалю к берегу и сойду на землю в поисках счастья на суше.

С наилучшими пожеланиями твой друг Володя».

Есть Пашке совсем расхотелось. Почему-то для него стало открытием, что у Маруськи до него тоже была жизнь, о которой он совсем ничего не знает. Они вообще мало что друг о друге знают. Он прошёл на кухню. Маруська лопаткой переворачива-ла шипящие на сковороде котлеты и тихонько всхлипывала.

– Прости, я не должен был трогать эти письма.

– С Володей мы познакомились в Москве, – начала свой тихий монолог Маруська, пряча заплаканные глаза. – Я училась на курсах, он был курсантом речного училища. Мы провели вместе две недели: ходили в кино, ели мороженое и смотрели на звёзды. Наверное, тогда мы были немного влюблены друг в друга, но ни разу не говорили об этом. Закончились курсы, я уехала домой, он где-то раздобыл мой адрес и стал писать письма, а я отвечала ему. Со временем мы поняли, что, кроме дружбы, между нами ничего быть не может. А вот ты свою Нину до сих пор любишь, судя по всему.

Пашка сам не знал, что ответить жене, поэтому просто обнял её крепко-крепко и тихонько шепнул на ушко:

– Я здесь, с тобой, и это навсегда.

Через год у Пашки с Маруськой родилась доченька Наташа. Не сказать, что Пашка был на седьмом небе от счастья. Он принял этот факт как само собой разумеющееся явление: в семье должны быть дети, это аксиома. Маруська полностью растворилась в заботах о дочке. Пашка все дни пропадал на работе, честно исполняя роль добытчика, у жены и дочки было всё необходимое и даже чуть больше.

А бабы-соседки, то ли от зависти, то ли от глупости, шушукались между собой, дескать, не любит Пашка Маруську, на стороне поди шашни водит, не зря за полночь домой возвращается.

– Да, да, – судачила первая сплетница на деревне Семёновна, – вчерась видала, телятнице Аньке подмигивал, вот, не сойти мне с этого места.

Разрумянится от стыда и неловкости Маруська, побежит домой, так и не купив хлеба в лавке. Вот за что они так с ней? Поплачет тихонько в углу, перекрестится на образа, обнимет дочку: «Ничего, всё образуется, Бог милостив».

Как-то вечером Пашка вернулся домой позднее обычного. День был сложным, вышли из строя сразу два комбайна, и это в разгар уборочных работ! Он очень устал и был голоден. Маруська, несмотря на поздний час, сидела на кухне с книгой в руках.

– Паш, мы с дочкой тебе совсем не нужны?

Пашка никак не ожидал подобного вопроса. Ему казалось, все недомолвки за три года брака уже давно в прошлом.

– Что за мысли? С чего ты это взяла?

– Ты редко бываешь дома, со мной практически не разговариваешь. Мы сто лет не гуляли все вместе.

– Марусь, ты просто накрутила себя, я с утра до ночи в поле, берусь за любую возможность заработать, чтобы у нас всё было, ну что ты придумала?

– Паш, Наташа уже подросла, давай отдадим её в сад, я на работу выйду, не могу больше сидеть одна в четырёх стенах.

– Ну хорошо, я завтра поговорю с Васильичем.

– Спасибо, а то пока я тут сижу, заведёшь себе какую-нибудь Аньку-телятницу.

– Кого? – Пашка на мгновение потерял дар речи от неожиданного предположения.

Маруська опустила глаза в пол.

– Семёновна сказала, что ты ей глазки строишь...

– Маруська, да ты ревнуешь?! – Пашка рассмеялся, взял жену за руки и уже серьёзно добавил: – Я ж тебе уже говорил, ты – это навсегда. Давай поедим, иначе я с голоду умру.

«А люблю так и не сказал», – вздыхая подумала про себя Маруська и пошла разогревать ужин.

Пашка долго не мог уснуть. Сегодня он вдруг понял, что Маруська действительно любит его, а не просто исполняет роль хорошей жены и матери. Она никогда не говорила о том, что ей не хватает внимания, а Пашка никогда не задумывался об этом.

«Телятница Анька», – Пашка тихонько рассмеялся, представив, как пытается добиться благосклонности этой особы. Анька была вдовая баба за тридцать, с командирским голосом и пышными формами. Подвыпившие мужички нередко позволяли себе ущипнуть телятницу за запретные места. Она, хихикая, щёлкала им по рукам и наигранно смущалась. Но все знали, что Анька до сих пор оплакивает своего мужа и не сильно осуждали, если она изредка находила утешение в объятьях какого-нибудь неженатого мужичка.

На следующий день он решил сделать жене приятное. Договорившись с родителями, чтобы те посидели с внучкой, нарвал в поле охапку васильков и подарил Маруське. Она рассмеялась, взяла ножницы и стала аккуратно создавать композицию, которую можно бы было назвать букетом. А после ужина он пригласил её прогуляться по берегу реки.

Они молча шли, взявшись за руки.

– Смотри, какой красивый закат, – тихо прошептала Маруська, указывая рукой на розовый горизонт, куда убегало на ночь жаркое июльское солнце. – Пошли искупаемся?

Маруська, не дождавшись ответа, скинула с себя одежду и нырнула в тёмную глубь реки с крутого обрыва. У Пашки сердце оборвалась, он и сам в детстве не раз здесь нырял, но родители всегда журили своих чад за эти шалости, так как место было опасное. Он подбежал к краю обрыва и увидел, как жена уверенно плывёт к берегу.

– Прыгай, – Маруська перевернулась на спину и поманила его рукой. Пашка ещё никогда не видел жену такой отчаянно смелой. В лунном свете она показалась ему сказочной русалкой. Раздевшись, Пашка нырнул в речку, догнал жену и поцеловал.

Смеясь, Маруська вырвалась, потянула Пашку за руку на берег. Они упали в высокую траву. С этого вечера в их отношениях всё изменилось.

Пашка выполнил обещание, они оформили Наташу в детский садик, и Маруська вышла на своё рабочее место. Они больше стали проводить времени вместе. Как-то раз Пашка прибежал в контору за женой, весь взлохмаченный, грязный, но безумно счастливый.

– Маруська, пошли, что я тебе покажу!

Ничего не понимающая женщина послушно последовала за мужем. Пашка привёл Маруську в святая святых, свой гараж. Там она увидела груду металлолома, отдалённо говорящую о том, что некогда это было машиной, без окон, дверей и колёс, с механическими внутренностями наружу. Пашка вскочил за руль, сидением возле которого служил старый матрац, что-то поколдовал с проводами, щёлкнул замок зажигания, и механизм зашумел.

– Завёлся, – пытаясь перекричать работающий двигатель, ликовал Пашка, – представляешь, он всё-таки завёлся!

– И это будет ездить? – с сомнением произнесла Маруська.

– Теперь точно будет! Будем мы с тобой, как председатель, на собственном авто разъезжать. Ты мне веришь?

И Маруська поверила. Поверила и в то, что машина поедет, и в то, что муж её очень любит. Этим глазам нельзя было не верить.

Как-то днём на работе Маруська вдруг почувствовала лёгкое недомогание: у неё пропал аппетит и стало всё валиться из рук. Конечно, о причине этих изменений своего состояния она догадывалась, но пока точно ничего не известно, решила не говорить об этом мужу.

– Ты светишься, словно начищенный самовар, – Пашка с порога заметил, что с женой что-то не так. Она резала на кухне салат и сама себе улыбалась. Заметив Пашку, Маруська вдруг бросилась ему на шею и поцеловала в щёку. Её взгляд, жесты, мимика... Она казалась ему взрослее, чем вчера, из деревенской наивной девчонки она вдруг превратилась в настоящую женщину. В этот миг и себя Пашка вдруг ощутил по-иному: он уже совсем не тот юный солдат с обманутыми надеждами.

А через девять месяцев, ровно в срок, в судьбе Маруськи и Пашки появилась вторая доченька.

Ларочке было три годика, когда в один из весенних дней она вдруг почувствовала себя плохо. Высокая температура не сбивалась, к вечеру добавились понос и рвота.

– У меня сильно болит животик и голова, – жаловалась малышка и постоянно просила пить.

Маруську с дочкой в срочном порядке госпитализировали.

Молодой доктор с сомнением щупал болезненный животик ребёнка.

– Похоже на аппендицит...

– У такой крохи? – Маруська с ужасом подумала, что потребуется хирургическое вмешательство.

После капельницы и уколов у Ларочки спала температура, она даже попросила покушать, но врач строго-настрого запретил.

– Потерпи, малыш, – она закутала дочку в одеяло, посадила на колени и стала тихо напевать колыбельную.

– Мамочка, когда мы поедем домой? Я не хочу здесь спать, – начала капризничать девочка.

– Скоро, вот вылечим тебе животик и поедем.

– У меня уже ничего не болит.

Через пару часов температура снова подскочила, Маруська не находила себе места.

– Будем оперировать, – эти слова вызвали у Маруськи бурю эмоций. Слёзы одна за другой катились из глаз, её охватили отчаяние и предчувствие чего-то плохого.

– Ну что вы, мамочка, – успокаивал Маруську врач, – рядовая операция, стоит ли так паниковать и пугать ребёнка?

Врач ушёл, Маруська прижала к груди плачущего ребёнка и тихо шептала: «Всё будет хорошо, я просто переволновалась, это нормально».

В палату вошла медсестра и сказала, что операционная готова. «Откажись» – пронеслось у Маруськи в голове.

– Мамочка, ну что вы как в детском саду, – с этими словами она забрала из рук Маруськи Ларочку и скрылась за дверью. – Ждите.

Через минуту Маруська кинулась следом к дверям операционной с намерением забрать дочку прямо со стола, но красный сигнал над операционным блоком с надписью «Не входить» остановил её.

Маруська, словно раненый зверь, металась по коридору, каждая минута ей казалась вечностью.

Наконец, из блока вышел доктор, Маруська почувствовала облегчение, всё закончилось, слава Богу.

– Когда я могу увидеть дочку?

Следом вышла операционная бригада, медперсонал поспешил быстрее пройти мимо Маруськи, даже не взглянув на неё. Она вдруг почувствовала, что случилось что-то непоправимое.

– Девочка умерла на операционном столе, причины мы будем выяснять, – будничным тоном сказал доктор, пряча взгляд, и поспешил удалиться, но Маруська преградила ему путь.

– Нет, это же просто аппендицит, вы же сказали – рядовая операция!

Доктор распорядился, чтобы мамочке вкололи успокоительное и оставил Маруську одну.

Она вернулась в палату, где полчаса назад качала на руках Ларочку. До её сознания никак не могло дойти: как так случилось? Нет, так же не бывает!

Маруська выбежала из палаты, подошла к медсестре и потребовала:

– Принеси мне дочку, мы поедем домой, у неё уже не болит животик.

– Мамочка, надо держаться, я сообщила мужу, он сейчас приедет.

Маруська вдруг подумала о Пашке и поняла, что это она во всём виновата, она обрекла Ларочку на смерть.

Когда успокоительное подействовало, Маруська ненадолго забылась тревожным сном. Ей снилось большое ромашковое поле, по которому, взявшись за руки, бежали её девочки. Откуда-то из тумана послышался голос Пашки:

– Она теперь далеко от нас, – и Маруська увидела, как Ларочка куда-то исчезает.

– Мамочка, не беспокойся, – улыбнулась Наташа, – я догоню её.

Вскрытие показало наличие у Ларочки серозного менингита.

– У вашей дочери не было шансов, – развёл руками доктор.

Пашка как мог пытался поддержать жену. Конечно, ему тоже было безумно больно, но надо было жить дальше. Маруська взяла на работе административный, заперлась в доме и не хотела никого видеть. Но время шло, боль притуплялась, заботы о подрастающей дочери помогали ей отвлечься.

Новость о третьей беременности Пашка воспринял уже по-иному. Он понимал, как это важно для Маруськи, как это важно для него, как это важно для всех них. После смерти Ларочки в доме стало пусто.

– Будет у тебя братишка, – взъерошил Пашка волосы семилетней Наташе.

– Не хочу братика, – смешно надула губки Наташа, – он со мной в куклы играть не станет.

– Значит, будет сестричка, – подмигнула дочке Маруська.

– Раз я в меньшинстве, будь по-вашему, но потом обязательно будет мальчик, – согласился будущий отец и заключил своих девчонок в крепкие мужские объятия.

Маруська легко переносила своё необычное состояние, точно так же, как и раньше, работала в огороде, на сенокосе, хотя Пашка не раз бранил её, просил, чтобы она берегла себя и была осторожной.

– Ну я же не больна, – отмахивалась Маруська, – и потом, это же не первая беременность.

Уже на позднем сроке акушерка озабоченно покачала головой:

– Крупный плод и лежит ягодицами.

– Это плохо? – испугалась Маруська.

– Ну ещё два месяца до родов, может, перевернётся.

– А если нет?

– Да не волнуйся ты так, родишь, не в первый раз.

Алевтина СОКОЛОВА.

Фото из открытых интернет-источников.

Продолжение