Шумит над ними белая сирень

В первые дни войны Афанасия забрали на фронт. Время от времени от него приходили письма, в которых за скупыми, написанными химическим карандашом строчками скрывалась безмерная щемящая тоска по дому, детям и любимой жене.

Каждый день Дарья ждала весточек от мужа. Со страхом и нетерпением встречала она почтальонку и с облегчением вздыхала, получив солдатский треугольник: «Слава Богу, письмо, не похоронка». Работала Дарья на семенной станции. Во время войны, оставшись без надёжного кормильца, семья голодала. Варили картофельные очистки, пекли хлеб из отрубей с примесью еловой хвои. Весной собирали на похлёбку пестики от хвоща, летом – дикий щавель.

Однажды от отчаяния и от невыносимости ежедневно видеть вопрошающие глаза голодных детей Дарья рискнула: насыпала в сапог немного зерна на семенном складе и таким образом принесла его домой. Вечером смолола зерно на ручной мельнице и испекла детям по настоящей ржаной лепешке, чистой, без примеси отрубей, хвои и всяких других «полезных» добавок. В ту ночь её ребятишки впервые за много дней уснули сытыми.

Через несколько дней она решила принести домой ещё несколько горстей зерна. Но тут удача отвернулась от бедной женщины. То ли увидел кто, как она насыпала зерно, то ли произошла трагическая случайность, но на проходной Дарью остановили, нашли зерно в сапоге и арестовали за кражу.

Детей Дарьи взяла к себе её двоюродная сестра Татьяна. И хотя у неё самой было семеро ребятишек и муж на фронте, сердобольная женщина не бросила племянников на произвол судьбы. Так и воспитывала Татьяна одиннадцать детей, семерых своих и четверых сестры, не разделяя их на своих и чужих. Поровну делила им краюшку хлеба, варёную картошку и миску овощной похлёбки.

До суда, пока шло следствие, Дарья находилась в тюрьме. Однажды Татьяне после неоднократных настойчивых ходатайств разрешили свидание с сестрой. Собрав немного сухарей для передачки, она поехала в областной центр. При виде исхудавшей, почерневшей от горя и тоски по детям сестры у Татьяны сердце кровью облилось. Но когда она увидела, что Дарья стоит босая, и это в тюрьме, где везде бетонные полы и сырость, да и дело уже было поздней осенью, Татьяна залилась горючими слезами. Тут же, в комнате для свиданий, она решительно сняла с себя суконную юбку и отдала сестре. Дарья разорвала её на два больших куска и этими импровизированными портянками обмотала себе ноги.

В Урень Татьяна добиралась без юбки, в нижней рубашке и кофте, поплотнее запахнув на себе тоненькое осеннее пальтецо. Вернувшись домой, она сказала племянникам, что мама их жива и здорова, очень скучает, любит их и надеется, что скоро вернётся. А Дарью впереди ждали следствие, суд, шесть лет лагерей, непосильная работа на лесозаготовках, озлобленные окрики конвоя, жуткий собачий лай и сырой барак.

Весной 1945 года, когда у Татьяны в палисаднике кипенно-белым цветом зацвела черёмуха, закончилась война. Вернулся с фронта Афанасий. Прошёл он всю войну, практически ни разу не получив серьёзного ранения. Видимо, молитвы любимой его надёжно хранили в военное лихолетье. Забрал он своих детей домой, и стали они жить-поживать и ждать свою ненаглядную жену и маму.

Афанасий был отличным плотником и за время войны не разучился держать в руках топор и другие инструменты: «Талант не пропьёшь», – смеясь, говорил он. У Афанасия и в довоенное время от заказов не было отбоя, а в первые послевоенные годы – особенно. Некоторые уренцы строились, но больше ремонтировали и приводили дома в порядок, которые обветшали за годы войны без мужских хозяйских рук.

Платили Афанасию за работу неплохо, кто продуктами, кто деньгами. И ребятишки его постепенно стали «оживать» и крепнуть, пропала жуткая синева под глазами, ручки и ножки перестали быть похожими на палочки, которые, казалось, вот-вот сломаются. Вроде бы стала налаживаться мирная жизнь, но тоска по любимой, как открытая рана в груди, ежеминутно напоминала Афанасию о себе. Все эти годы он помнил, любил и ждал свою Дарью домой. И вот настал тот долгожданный день.

Отсидев срок, Дарья вернулась домой. Но не одна, а с двухлетним сыном на руках. Что же случилось там, в лагерях, с молодой, статной, красивой женщиной? Сама ли она добровольно пошла на близкую связь с кем-то? Может, устала от непосильных работ? Ведь беременных женщин в заключении освобождали от тяжёлого труда. Или она стала очередной жертвой насилия? Об этом Дарья никогда никому не рассказывала. Только и сказала своему Афанасию, перешагнув порог родного дома: «Если любишь меня, то примешь с этим ребёнком. Но я тебя никогда не предавала». «Как сына назвала?», – проглотив комок в горле, спросил жену Афанасий. «Никитой», – ответила она.

Через год с небольшим после возвращения Дарьи у Басовых родился сын, самый последний в семье. «Поскрёбышек наш», – ласково называли его отец с матерью. Маленького же Никитку, заводного и хулиганистого по характеру, полюбили все в семье. Первое время Афанасий угрюмо, тяжёлым взглядом смотрел на мальчонку. Но постепенно принял его, видимо, поверил в невиновность своей жены и простил её в душе, всем сердцем прикипел к Никите и воспитывал его, как родного.

Шли годы. Дети у Басовых росли, оканчивали школу, поступали учиться дальше, улетали из родительского гнезда и обзаводились своими семьями. А Афанасий с Дарьей потихоньку старели, ждали писем от детей, радовались, когда они с внуками приезжали к ним в гости. Только шебутной по характеру Никита никуда не уехал из Уреня. Жил вместе с родителями, стал им надёжной опорой, женился и привёл в дом молодую жену. Он единственный из всех детей в совершенстве перенял плотницкое мастерство отца. В нашем городе есть немало домов, построенных и капитально отремонтированных его руками. Теперь Никита Афанасьевич уже пенсионер, вместе с женой воспитал двоих детей, радуется внукам и правнукам.

Первой в вечность ушла Дарья. Её здоровье всё-таки было основательно подорвано за годы заключения. Афанасий сильно тосковал после смерти жены, как-то сразу сдал и постарел. Он пережил свою любимую на целых двенадцать лет. Похоронены супруги на центральном уренском кладбище. Вот уже тридцать три года лежат они рядышком. Около их могилок растёт белая сирень, которую больше всех цветов на свете любила Дарья и которую посадил на кладбище Никита.

Эту невыдуманную историю много лет назад мне рассказала моя близкая родственница. Она и была той самой двоюродной сестрой Дарьи Татьяной.

Татьяна Прусакова.

Фото из открытых интернет-источников