Уста. Эвакогоспиталь № 2851. 1941-1950

В посёлке Усте сохранилось здание, которое старожилы до сих пор называют «немецкой комендатурой». С 1943 по 1950 годы оно находилось в зоне эвакогоспиталя №2851. Здесь располагался штаб госпиталя, хранились учётные карточки на поступивших военнопленных. Австрийцы, румыны, югославы, итальянцы, немцы… – для сотрудников спецгоспиталя все они были врагами, вторгшимися в Советский Союз убивать и грабить. Только вот права на месть у работников госпиталя не было, была обязанность охранять, лечить, выхаживать больных и раненых военнопленных.

История старого дома

Татьяна Борисовна согласилась провести нас по местам, где располагался спецгоспиталь. Она и показала нам это здание, которое впоследствии было отдано под квартиры. Люди живут в них до сих пор. Из дома вышли соседки – две Валентины. Валентина Михайловна Кукушкина всю жизнь проработала медсестрой в Устанской больнице, Валентина Васильевна Перова – воспитателем в детском саду. Обе знают историю дома, помнят, как дети находили здесь иностранные монеты, а однажды нашли карту посёлка Усты на твёрдой основе, на которой все надписи были на немецком языке. Отнесли находку в сельскую библиотеку.

В 2013 году дом признали аварийным, жильцы ждут переселения, надеются, что новые квартиры им дадут в 2021 году. Затем дом снесут, как снесли обветшавшие деревянные здания лечебных корпусов, в которых впоследствии располагались больница, школа, детский сад «Орлёнок». Теперь на их месте те же учреждения, только в современном каменном исполнении, и строящийся православный храм.

– Два длинных деревянных стационара стояли у этих тополей, напротив друг друга, – рассказывает Татьяна Борисовна. – Операционный корпус находился ещё дальше. На повороте к больнице (у магазина № 15) и на дороге к вокзалу стояли вышки, на которых круглосуточно дежурили часовые. Эшелоны приходили на железнодорожную станцию. При сортировке раненых в одно здание отправляли живых для прохождения санобработки, в другое складывали мёртвых. Первоначально их хоронили сразу за территорией. Зимой и летом рыли могилы, в которые складывали трупы военнопленных. Их было много, очень много. Умирали от ран, от сыпного тифа, малярии, отморожений, крайнего истощения. Порой в поступившем эшелоне с военнопленными умерших в дороге было несколько десятков. Хоронили их в общей могиле, дезинфицируя хлорной известью. Жалости не было. Лютая ненависть к фашистам толкала на то, что вместе с мёртвыми иной раз закапывали безнадёжных военнопленных.

Татьяна Борисовна показывает мне улицу имени Героя Советского Союза Лаврентия Беляева, построенную рядом с захоронениями.

Что хранит память

– Моя мама, Зоя Михайловна Пехтерева (в замужестве Худина), родилась в большой и дружной семье председателя колхоза, – рассказывает моя собеседница. – Восемь детей было, и, несмотря на военные годы, все получили образование. Мама окончила Кологривское медицинское училище Костромской области в апреле 1942 года и вместе со своими подругами-однокурсницами Верой Николаевной Ястребовой, Еленой Николаевной Литвиной и Ниной Дмитриевной Трухиной должна была отправиться на фронт. Однако судьба распорядилась иначе: по дороге всех четверых сняли с поезда и отправили служить в формирующийся госпиталь на станции Уста. Девчонки расплакались, но приказ есть приказ.

25 апреля 1942 года юные медсестрички приступили к работе в госпитале. Принимали и лечили раненых советских солдат. Работы было так много, что порой не выходили из госпиталя по трое суток.

Раненые поступали тяжёлые. Им часто ампутировали руки, ноги, а молоденькие медсестрички, глядя на их страдания, украдкой смахивали слёзы. Не время было нюни распускать. Худенькие, истощённые девушки таскали такие неподъёмные ноши, что лежавшие на носилках раненые их жалели: «Отдохните, милые!» Изо всех сил старались подруги всему научиться, в прямом смысле слова бились за каждого бойца. Понимали, что здесь у них та же задача, что и на фронте. Продовольственный паёк был скудным, но всё же лучше, чем в медучилище, где, будучи студентками, они падали в голодные обмороки.

Жили они на квартире в маленьком доме тёти Веры Загудаевой, которая относилась к ним по-матерински и частенько подкармливала нехитрыми огородными запасами. Даже в условиях суровых военных будней молодость брала своё. Отдежурив смену в госпитале, подруги садились у окна и пели. А когда мимо проходили строем выздоравливающие солдаты, пели громче, чтобы привлечь их внимание.

Всё изменилось, когда в марте 1943 года госпиталь перепрофилировали и территорию обтянули колючей проволокой. Теперь в него поступали военнопленные: злые, вшивые, тифозные.

Несмотря на дезинфекцию, от пленных заразилась и переболела большая часть медперсонала. Зоя – в числе первых уже в апреле 1943 года. В семейном архиве есть фотография Зои Михайловны, датированная 1944 годом. Под накладными волосами с пышной косой ясно видны бритые виски с начинающими отрастать волосами.

– Мама рассказывала, что кровати поменяли на двухъярусные нары. В палате размещались около 100 человек. Заходить к ним без охраны было запрещено – мало ли что могли придумать обозлённые фашисты!

В жизни каждой медсестры эвакогоспиталя были ситуации, когда она могла погибнуть. Как-то раз во время ночного дежурства в больничном коридоре Зоя увидела человека, сидевшего на корточках у печки скрюченным и раздетым. Подумала: мёртвый. Наклонилась пощупать пульс и тут же получила резкий удар кулаком в голову, сбивший её с ног. Зоя закричала. Прибежал охранник, но нападавшего уже и след простыл – убежал и спрятался среди лежащих на нарах.

Его лица Зоя Михайловна не запомнила и не смогла опознать обидчика.

Тогда охранник протянул ей свой автомат:

– Стрелять умеешь? Вот и стреляй, в любого, чтобы другим было неповадно.

Мама отшатнулась в ужасе: убить военнопленного для неё было страшнее, чем погибнуть от его рук.

Нападение

Вспоминала мама и другой случай: как-то ночью фрицы целой толпой сорвали замок и ворвались к медсёстрам в дежурку. В дежурке их было трое, она и ещё две медсестры. Если бы не находчивость и решительность Веры, которая разбила окно и выпрыгнула на улицу, а за ней последовали Августа и Зоя, то неизвестно, чем бы всё это закончилось. Оказавшись на улице, они побежали вдоль корпуса. Услышав шум, часовой с вышки отрыл огонь, приняв их за военнопленных. После двух предупредительных выстрелов в воздух должны были последовать прицельные. Но в это время раздался крик откуда-то сверху: «Сёстры, сёстры! Не стрелять!»

На выстрелы сбежалось всё руководство. Девчонки тряслись в истерике, а фашисты «спали», словно ничего не произошло. Однако сорванный запор в дежурке оказался весомым аргументом. В таких случаях зачинщика выявляли и отправляли из госпиталя. За нападение на медперсонал меры были строгие, вплоть до расстрела.

Если во время войны пленные солдаты и офицеры вели себя в основном тихо, то после фашистской капитуляции в эвакогоспиталь привезли эсэсовцев. Это были головорезы, готовые на всё. Особенно страшны и изобретательны были женщины. Военнопленные изводили сотрудников госпиталя забастовками. Поводом могло стать что угодно: пшённая каша на завтрак, недовес порций, которые сами же и раскладывали, жалобы на действия лечащего персонала, часто клеветнического характера.

Одним словом, когда для большинства людей война уже закончилась, для Зои Михайловны и её подруг по работе она продолжалась, становясь всё опаснее и тяжелее.

После войны

В 1944 году Зоя Михайловна вышла замуж и стала носить фамилию Худина. В 1947 году родился сын. Декретных отпусков тогда не было, приходилось оставлять кроху со свекровью. О том, чтобы забежать к ребёнку во время дежурства, не могло быть и речи. Навсегда запомнила Зоя Михайловна, как рванулась она к сыну, когда увидела над крышей своего дома зловещий чёрный дым. Её не пустили. Дом был совсем рядом, он горел, а она не имела права покинуть дежурство. Стояла, плакала и молила Бога только об одном, чтобы её Женечка и бабушка Лена остались живы.

Бабушку и маленького Женю вывели из горящего дома соседи, но об этом Зоя Михайловна узнала только после смены. В памяти мальчика навсегда остались золотые звёздочки, которые летали над его кроваткой.

Когда в 1950 году эвакогоспиталь закрыли, не только медперсонал, но и жители посёлка вздохнули с облегчением.

Зоя Михайловна перешла работать в Устанскую больницу. Строгая, дисциплинированная, выносливая, она пользовалась большим уважением у пациентов, которых в те годы было очень много. Более 200 уколов за смену делала она больным в стационаре, рассчитанном на 50 коек. Одноразовых шприцев тогда не было, только стеклянные, которые приходилось постоянно кипятить. А ещё – профилактическая работа по деревням. Машин не было. Пешком в резиновых сапогах с чемоданом она ходила делать прививки в Шамино, Ломы, Шерстниху.

Три десятка почётных грамот и благодарностей с записью в трудовую книжку говорят о заслугах этой самоотверженной женщины, которая 45 лет проработала там, куда её направила Родина. Награждённая медалью «За Победу над Германией», она никогда не пользовалась льготами участника Великой Отечественной войны.

Впрочем, война дала Зое Михайловне нечто большее – жизненную закалку и верных подруг, которые шли рядом через все испытания, делая жизнь радостнее, легче, светлее: Веру Ястребову, Елену Литвину, Нину Трухину.

Татьяна Журавлёва.

Фото Алексея Метелькова и из архива Т.Б. Созиной