Бегство в Сибирь

Вдали показалась родная деревня Большая Малиновка. Седок перевёл коня на лёгкую рысь, пересёк реку Темту, а затем уже шагом поехал к своему дому. Неторопливо сойдя с коня и нежно потрепав его по холке, Леонид отошёл в сторону и долго любовался красотой вновь приобретённого коня.

Любовь к лошадям Леониду передалась, наверное, по наследству от его отца, Александра Васильевича Окунева, который с детства поручал сыну различные работы на лошадях и приучал его ухаживать за ними. И хотя парень владел многими деревенскими специальностями (он был и плотником, и столяром, и холодным кузнецом), но страстью его было занятие с лошадьми. Он знал в них толк – разные породы лошадей, их характеры, повадки, понимал и любил этих умных животных. Поэтому не случайно деревенские жители часто приходили к Леониду за советами, с вопросами по уходу за лошадьми.

Леонид уходил из дома пешком, затем добирался поездом до города Орла, приобретал на орловском племенном конном заводе самого лучшего рысака и возвращался на нём в Большую Малиновку.

Вызывая зависть и восхищение деревенских мужиков, Леонид катался по улицам деревни, по полям и оврагам на скакуне. Затем, поддавшись настойчивым просьбам продать коня, продавал его и снова пешком добирался до станции Урень, ехал поездом до Орла и снова шёл на племенной конный завод. На этот раз покупал орловского иноходца, быстроногого коня с белой звёздочкой на лбу, и на нём возвращался домой. Накатавшись вдоволь на красавце коне, снова продавал его. В следующий раз Леонид уже приезжал домой на владимирском тяжеловозе. Жители деревни с любопытством разглядывали необычно крупного коня с мощной грудью, огромными копытами, густой лохматой гривой, который, полный достоинства, шагал по зелёной траве деревенской улицы. Через некоторое время Леонид продавал и этого коня и снова шёл пешком, чтобы купить нового.

Были и курьёзные случаи. Однажды купил Леонид очередного коня и по приезду домой обнаружил в нём странную повадку: проходя по улице, лошадь поворачивала к каждому дому в деревне. Оказалось, что она раньше была закреплена за каким-то деревенским почтальоном.

Каждый раз, покупая нового коня, а затем продавая его, он не только получал душевное удовлетворение от езды на новом красивом коне, но и определённую прибыль от торговли лошадьми. Поэтому уж совсем не прельщала свободолюбивого Леонида перспектива работы в создаваемых в период коллективизации колхозах. Он, как и его отец, проживающий в Панфилове, оставался единоличником, не вступал ни в какие коллективные хозяйства, трудился самостоятельно.

В начале тридцатых годов началось давление на лиц, нежелающих вступать в колхозы, которых условно по произвольным критериям разделили на две группы: кулацкие хозяйства и трудовые единоличные хозяйства. Для единоличников создавались более невыносимые условия жизни, чем в колхозах, усиливался налоговый пресс, в частности, устанавливались твёрдые задания по сдаче сельскохозяйственной продукции государству, за невыполнение которых в установленный срок предусматривались штрафы, опись и арест имущества, конфискация имущества и ссылка. Создавались так называемые списки «твёрдозаданцев».

В число таковых был включён и Леонид. А вскоре в районную милицию поступил анонимный донос о том, что Леонид Окунев является скрытым кулаком, на основании которого он был арестован. Шёл 1932 год. И только лишь ходатайство районного должностного лица Марии Яблочковой (она сама была родом из деревни Большой Малиновки и лично знала семью Леонида Окунева), которая убедила следственные органы, что это середняцкая семья, не использующая наёмных рабочих, помогло через четыре дня освободить Леонида.

Потрясённый арестом и не уверенный в невозможности нового ареста, Леонид решается бежать вместе с семьёй из родной деревни в далёкую Сибирь, а конкретно – в Иркутскую область, на станцию Черемхово, где проживали родственники его матери. Вместе с ними решился поехать в Сибирь его близкий друг и сосед Кукушкин с семь-ёй. Встал вопрос: как же ехать, если у них нет паспортов? Ведь в те годы жителям деревни паспорта не выдавались. Эту проблему дед Кукушкин решил просто: «А чего, Ленюха, наберём газет, они же советские, покажем их и скажем, что мы тоже советские люди».

Решили бежать глубокой ночью, тайком, чтобы никто не знал и не слышал. Взяли лишь самое необходимое в дорогу, а чтобы не было шума, густо смазали солидолом оси телег, на копыта лошадей натянули матерчатые бахилы, детям, чтобы не плакали и не кричали, обвязали шарфами рты. На станции Урень пересели в грузовые вагоны поезда, в так называемые «телятники», и почти месяц в таких суровых условиях добирались до станции Черемхово. А ведь дети были ещё совсем маленькими: сыну Васе было четыре года, а дочери Физе – всего лишь годик, она только начинала ходить.

Далёкая Сибирь встретила их чистым дыханием тайги, журчанием реки Белой, из которой женщины на коромыслах носили воду для питья, шумом на ветру огромных зелёных кедров, стоявших непосредственно перед деревянной избой со ставнями на окнах. Ставни закрывались в ночное время для защиты от каторжников, бежавших из тюрем. Прожили они в Сибири недолго, пару лет, так как Леонид своим мужицким умом уловил опасность возможного военного нападения Японии на СССР на Дальнем Востоке. В 1934 году семья возвратилась в Нижегородскую область.

Леонид Александрович устроился плотником на военном заводе в городе Дзержинске. Его жена Александра Фёдоровна стала работать на военном заводе в цехе по шлифовке снарядов. Эта женщина, не имевшая ни одного класса образования, обладала феноменальной памятью и способностью умножать и делить трёхзначные цифры в уме. Она знала все инструкции наизусть, достаточно было, чтобы ей кто-то прочитал их один раз, и она их запоминала, поэтому сдала все допуски и зачёты и стала стахановкой, передовицей производства.

Жила семья в комнате барака, с одной стороны которого недалеко находился завод, с другой стороны стоял густой хвойный лес. В городе был кинотеатр «Ударник», в котором на протяжении длительного времени демонстрировался кинофильм «Чапаев». Местные ребятишки, подражая героям фильма, убегали в лес, играли в войну, выбирая командиром шестилетнего Васю, которому дали кличку Васька Чапай, чем он очень гордился. В памяти маленькой Физы осталось воспоминание о том, как в выходные солнечные дни отец выставлял из окна маленькой комнаты трубу граммофона, жильцы барака толпились под окном, слушали музыку, щёлкая семечки и рассуждая о жизни.

И снова каким-то свойственным ему чутьём Леонид Александрович уловил неизбежность войны СССР с Германией, хотя об этом ещё не было никакой официальной информации. Своей жене он говорил: «Александра, я уверен, что скоро будет война. Тебе с детьми в городе будет трудно выжить. В деревне хоть на одной картошке да сможете прожить».

В 1939 году он с семьёй переехал в деревню Панфилово, к своим родителям, где уже на этот раз вступил в колхоз. За ним закрепили лошадку. Оторванный на долгие годы от своих корней, от своих родных и друзей, от своих пристрастий и привычек, как птица феникс, возрождающаяся из пепла, он снова возродился на своей родной земле и как истинный крестьянин окунулся в свою родную стихию и начал жить заново.

До начала войны оставалось год с небольшим.

Дмитрий Окунев.

Фото из открытых интернет-источников