Берёза

Рядом с нашим домом росла берёза. Посадил её отец, когда был совсем молодой. Мама тогда сказала ему:

– Зачем сажаешь такую кривулястую? Посадил бы лучше рябину или черемуху.

– Ничего, – ответил он ей, – будет расти, распрямится.

И посадил всё-таки рядом с ней маленькие деревца черёмухи и рябины. Берёза поначалу плохо приживалась, не нравилось ей расти у самой дороги. Маленькая, невзрачная, веточки, как корявые руки, были растопырены в разные стороны, и вся она представляла собой довольно жалкое зрелище. А отец ушёл на военную службу по призыву на пять лет. Осталась мама одна. Пришло время, и родила она мальчика-первенца. Хоть и трудно было одной, но очень радовалась она сыночку, большая любовь у них была с нашим отцом.

Берёза тем временем стала подрастать, ствол побелел, уплотнился. Кора на нём была ещё молодая, шелковистая, и маленький мальчик любил смотреть на дерево из окна. Особенно привлекала берёза весной, когда буквально за одну ночь она покрывалась оливково-зелёными клейкими листочками. Отца он ещё не знал, и когда тот приехал летом на побывку и подкинул его к потолку, мальчик очень испугался и был рад приземлиться в крепкие отцовские руки. Потом отец сплёл ему лапоточки, и мальчик с удовольствием примерял их и выходил на улицу.

Прошёл кратковременный отпуск, и отец снова уехал на службу. Лето сменила осень, пришедшая с тёплыми и тихими днями, с ясной голубой далью. Сменила и берёза свой убор на золотисто-жёлтый и радовалась новому убранству, ещё не зная, как недолговечен её наряд. А потом пошли дожди, и берёза покорно подставила ветру свои ветви, теряя один лист за другим, устилая землю вокруг себя жёлтым покрывалом.

Зимой у мамы родилась девочка: хорошенькая, с яркими синими глазками и маленьким черным пушком на голове. Девочка подрастала и весело топала по полу крепенькими ножками, а мама, глядя на неё, тихо радовалась. Подрастала и берёза. Она уже начала понемногу распрямляться, заглядывала ветками в окна дома и что-то шелестела на своём берёзовом языке. Она уже привыкла стоять у дороги, играть с озорником-ветром: ветер иногда неожиданно налетал на неё и шаловливо трепал её пышные «волосы». Летом под берёзой зеленел лужок, на нём распускались невысокие цветки пастушьей сумки, а на её ветвях полюбили сидеть галки и воробьи. Берёза всем радовалась и всем разрешала копошиться в своих зелёных косах.

Тем временем брат и сестричка подрастали, и стала их мама брать с собой на полевые работы. Когда созрел за деревней высокий лён, отправились они втроём лён теребить. Мальчик держался за материнскую руку, а девочка сидела на «закрошках». Когда уже почти дошли до поля, девочка жалобно захныкала:

– Есть хочу!

Повздыхала, повздыхала мама, да и пошла обратно домой, ребят покормить. Сделала дома тюрю из толокна со сладкой водичкой, вот и вся еда. Небогато тогда все жили. К осени взялась мама конюшить в колхозе. Уложит детей спать, сама приляжет ненадолго, не снимая лаптей, а раным-рано бежит на конный двор напоить коней и выпустить их на луг. Не любила она об этом рассказывать, думаю, трудное это было время.

Потом вернулся со службы отец, стало немного полегче, да и детки подросли. И надумали они строиться. Дом-то у них был старый. Сначала долго не решались на строительство, но дальний родственник отца сказал просто:

– Если задумали, считай – полдела сделано.

Брёвна на срубы вывозили из ближнего Пригона по глубоким снегам на лошадях. Лошади по брюхо тонули в сугробах, хрипя и брызгая белой пеной. Навозили на сруб и оставили сохнуть до лета. Летом обтесали лесины и подготовили их к укладке сруба. На полы оставили широченные плахи, чтобы получились они крепкие да тёплые. Они такие потом и получились, отменные полы. Поставили под берёзой стол, на котором мама готовила еду для плотников. Денег тогда в колхозе не давали, только начисляли трудодни и на них выдавали потом зерно, мёд, гречу. Мама развела кур и ездила на попутках в райцентр на базар, продавала яички да сметану от молоденькой коровы, чтобы платить плотникам за работу.

К осени поставили сруб, протыкали пазы мхом, настелили крышу, и дом был почти готов, когда мама поняла, что ждёт третьего ребёнка. А потом пришла зима, и снова утонула по колено в снегу берёза. Снова злые метели хлестали её по густой кроне, путая и ломая ветки. А в новом доме была новая жизнь – так свежо и вкусно пахло деревом, так звонко отдавался звук, как будто здесь поселилось эхо.

Новая девочка появилась на свет, когда созрела в полях рожь. Когда маму повезли в роддом, шли благодатные дожди, дороги развезло, и хлеба клонились своими тяжёлыми колосьями к земле. Вдруг из-за серебряной сетки дождя выглянуло солнышко, и на небе от края и до края встала семицветная радуга – добрый знак! Когда девочка подросла, купила ей бабушка платьице цвета малины и такого же цвета кожаные туфельки. И девочка бегала, стуча туфельками по крашеным полам, и смеялась.

Брала теперь мама с собой на полевые работы и подросшую младшую дочку. Почти упираясь в передние огородцы и вплотную подходя к изгороди, жарко блестело на солнце поле ржи. Жали рожь вручную, серпами. Намеряла мама десять шагов в длину и десять в ширину – получилась «козуля». Эту норму ей надо было сжать. Не очень хотелось маленькой девочке в такой зной жать эти «козули», но жалко было маму и хотелось ей помочь, да и мама загадочно говорила:

– Вон там, под дубом, солдат гостинчик тебе оставил. Дожнём «козулю» и заберём гостинчик.

«Козулю» дожинали, а мама, уставшая от тяжёлого крестьянского труда, забывала про гостинчик. Девочка и не просила зайти под дуб, видя, как утомлена мама. А потом тайно ходила на это место, разрывала прутиком прошлогоднюю листву, разгребала спутанную траву, собирала чашечки от желудей, но гостинчика не находила.

Берёза за эти годы сильно выросла, распрямилась, оставаясь всё такой же белоствольной. Привыкнув к характеру осени, она больше не боялась ветра и дождя и покорно раздевалась, дожидаясь зимы.

Зимой, в самые трескучие морозы, родилась у мамы ещё одна девочка, это была я. Родилась я в первый день нового года. К лету уже уверенно ползала по гладким широченным половицам и ловила на полу «солнечных зайчиков», а заодно внимательно исследовала все трещинки, добывая оттуда всевозможный сор и пробуя его на предмет съедобности. Когда я подросла, очень подружилась с белоствольной берёзой, полюбила её за скромную красоту.

С каждым годом мы росли и менялись. Росла вместе с нами и берёза. Она была уже выше нашего дома, и галки с воробьями, сидя на проводах, восхищались её красотой и статностью. Сложно было поверить, что в молодости она была невзрачной и кривоствольной. Мы все её полюбили, считали членом своей дружной семьи. Когда через семь лет у мамы родился ещё один мальчик, последний, имя ему дали прямо-таки берёзовое – Серёжка.

* * *

Это было давным-давно. Жизнь далеко ушла вперёд. На месте только старая берёза.

– Есть ли кто живой? – периодически спрашивает ветер, облетая деревню, и, не получив ответа, лишь пошевелит поредевшие ветки старой берёзы. Ей остаётся только вспоминать молодость и думать, насколько всё быстротечно на этой Земле.

Татьяна Котельникова